Стихи
Обронив формальное…
А ведь ты мне недавно снилась…
Есть возраст…
Жертвоприношение
Приторным притворством очарованный…
Скатерть не лишённая пятна…
Солнечный луч…
Комната
Время года - ноябрь…
ПОЧТОВЫЕ КАРТОЧКИ II
Слушай же тишину…
ЭСКИЗЫ
Время потерянное для меня…
И о чём ты, о чём…
Забудь про иволгу…
Награни нежности…
Многоточия
Монолог на два голоса
Переменно-облачная нежность…
Иоанн Богослов в молчании…
ПОКА ЖЕ ОНА ГОВОРИЛА
Мы приходим с тобой…
А когда тополя…
Хорошо если в городе есть…
…Как она к тебе подступалась…
Как хорошо сидеть перед окном…
На улыбке губы сходятся…
Бессонница, август…
Лето лежит у ног…
Но ведь жизнь всё равно продолжается…
Вечер роняет сумрак…
Ах любовь, любовь…
Разве может быть…
А покамест дождь…
Иоанн Златоуст в печали…
Грустный тростник…
Почти сонет
Сага о чемодане
Город, который…
Всё хорошо у меня…
Дождь забубнил…
Натыкаясь щекой на что-то…
Как нас дурачит время…
Когда душою, исподволь…
К чему ты, Господи…
Моря житейского…
Морской волны…
Когда не хочется читать…
…Так морщинки мелкие…
Этот воздух, чуть сладкий…
На другом языке…
Я себя помню, примерно…
Вечером цвета чёрной…
Пустой бокал из тонкого стекла
Твоя любовь. Моя – в твоём бокале
Воды зеленоглазой полумгла
И анфилады отражений зазеркалье.
Твоя любовь столь быстро истекла,
Что не успела обрести регалий.
Моя, оледенев, и без стекла
Не растеклась, но стала твёрже стали.
Но что спросить с хрустального тебя,
Когда Другой здесь управитель бала?
И снова я твержу Ему, устало:
Пойми, что мне Твою любовь любить,
Так больно, что я протестую быть
Твоим шедевром тугоплавкого металла.
Всё от ритма, из ритма – предлоги не важны! –
И кирпичная кладка, и рёбра забора,
И дрейфующий в луже кораблик бумажный,
И обрывок чужого с тобой разговора.
Всё из ритма – на ритме построено – годы,
Дни, минуты, мгновенья, снежинки и капли.
Посмотри, как ритмично бегут пешеходы
По кривой, огибая бумажный кораблик.
Всё на ритме – на нервах, на вечном движенье,
На простуженных связках, надорванных жилах.
Ну а зеркало… встретив своё отражение
Начинает его тиражировать живо,
В темпе Presto – хоть всё здесь от ритма зависит,
Но и скорость хоть что-то, но всё-таки значит –
И кораблик скользит по заоблачной выси,
По небесной бескрайности школьной задачи,
По линейкам и клеточкам, по тротуару,
По тропинке проторенной угол срезает…
Нищий звонко поёт Jingle Bells под гитару
И, ритмично, за снегом густым исчезает.
19 декабря 2017
Проснуться во сне
И долго выход искать.
Молиться весне,
Но во всём зиме потакать –
Подтыкать одеяло простуде,
Грипп душить шерстяным шарфом,
Шелестеть рецептом «о чуде»,
И всё время прыгать с шестом
Через пропасть «вселенской лени»
На берег тот,
Где, столпившись, толпа поколений
Чего-то ждёт.
Отблеск солнца над рекой,
Мелких мыслей дребедень.
Полусумрака покой –
Лишь осмелься и надень,
Лишь набрось его, как шаль,
Или лучше словно плед –
И прошедшего не жаль,
И грядущего, как нет…
Настоящее вокруг –
Только тронь и прикоснись –
Выдохни: «Мой милый друг»
И проснись, уже проснись…
Ноябрь – ты тот самый русский месяц –
Как наши полутёмные леса.
Острее, чем обычно, новый месяц,
Как жизнь, как вера в чудь и чудеса.
Заманит в топь, а ты и не заметишь!
Осыпет лихоманкой, коли снег
Запаздывает. Грязь подмёрзнет. Нечисть
На волю вырвется, ликуя… Человек
Истории души своей природе
Тихонько шепчет при свече и без…
Распутица. Раздолье непогоде.
Ноябрь. Лампа тусклая и бес…
Свеча горела в мастерской,
Свеча горела.
Вдали от Бронной и Тверской,
Садовой пела
О том что вьюга не метёт
И дождь не хнычет,
О том что всё здесь на учёт,
На тьму приличий:
Туман двуличий, паутинки,
Мухоморы,
Корзинки, выставки, картинки,
Поезд скорый…
Опять картинки, кисти, скипидар…
Послушай!
Искусство – ремесло, не дар!
Петлёю душит
Четвёртая свеча за вечер
На мольберте.
И кто-то мне кладёт на плечи
Руки. Смерти
Я не боюсь своей,
Чужой – детей, супруги –
Боюсь и пламя злей…
И жду подруги…
Мы не живём с ней,
Просто я пишу портреты
Свечей, горящих всё ясней
С ней рядом, около, тесней…
Огнём согретый.
Десять лет спустя уже настало,
И подкралось двадцать лет спустя.
Тридцать лет – не много и не мало,
Ровно столько лет, когда дитя
Одевается в одежду с биркой «взрослый» -
Вне зависимости от XL & XXL…
И в дверях стоит – чужой и рослый –
Посылая, между дел, тебя на «Л»…
У него костюм, портфель и офис,
Секретарши (три), коттедж, жена.
Нет детей пока (ещё не осень…)
Но уже всего полно сполна.
Тридцать лет не мало… но не много!
Ровно столько, чтоб свободным стать
От предела отчего порога –
Не смотри на этот возраст слишком строго! –
Чтобы к сорока вернуть всё вспять…
Дома уже видны нечётко,
Но всё ещё видны.
В тумане города чечётка
И краковяк страны.
Смежают веки светофоры
И зебры мирно спят.
В молочном облаке уборы
Церквей и шпилей. Ряд
Мелькает фонарей склонённых
Над трассой ЗСД,
Где нет ни красных ни зелёных –
Лишь истина трёх «Д».
Тишина. Прозрачный воздух.
Пахнет осенью в лесу.
Ели длят зелёный отзвук.
Вязы рыжую лису
Прячут в кронах с томным вздохом.
Сыроежки в свой отряд
Белых не берут. Горохом
Крупным накрывает град
Подосиновиков рощи,
Подберёзовиков строй…
И, в опят янтарной толще,
Пень любуется собой.
Вот дождусь конца недели и поеду
На Карельский перешеек, на Вуоксу.
Пусть бежит за мною осень вслед по следу,
Превращая дождь в незыблемую доксу.
Разведу костёр, когда на день наступит
Вечер. Котелок с водой поставлю
Закипать. Чай заварю, когда насупит
Лоб луна. Хлебну. С огня отставлю…
Тень мелькнёт в военной финской форме.
Чаю зачерпнёт солдатской кружкой.
Филин ухнет: «Всё ль с тобою в норме?»
Эхо перебьёт его кукушкой.
Осенний Летний Сад
Пусты тропинки. Дождик моросит.
Сорвавшись с ветви, первый жёлтый лист
Кружится в воздухе, не падает – летит!
Крылов штудирует Платоновский «Софист».
Сивиллы смотрят сквозь решётку на мечеть.
Беллона ищет чужеземцев средь гостей.
Фонтанов шум не может их отвлечь
От полных дождевой воды горстей.
Смех давится смешинками дождя.
Вниманье строго смотрит на него.
Ирония бормочет «так нельзя».
Страдание не видит ничего
Из перечисленного, только листопад
И Нимфу Сада Летнего в слезах.
Бормочет Вакх, что он не виноват
В том, что Двуликий Янус шепчет «ах».
Душа скиталась по долинам Духа
И всё боялась сбиться с верной тропки.
То выходила за пределы слуха,
То покидала зренья берег топкий,
То причитала горько, как старуха,
То вздрагивала от усмешки эха.
И страхом краха множилась разруха
И становилось вовсе не до смеха.
Одна лишь у Души была услада –
Всё что не мило выносить за скобки,
В кавычки брать и ставить гриф «не надо»,
И прятаться за Ладожские сопки.
Давай поселимся на старом маяке,
Где в криках чаек тонет шум прибоя.
Давай туда уедем налегке –
Возьмём с собой лишь ходики без боя.
Туда, где волны бьются о причал
И лодки рвутся с привязи на волю.
Где нас Старик у моря бы встречал
И предлагал отведать солнца с солью.
Давай с тобой уедем, просто так –
Без долгих проводов и сборов, без билета…
Пока ещё мерцает наш маяк
И бабья осень носит ситец лета.
Чудная ночь какая! После двух дней работы
Фактически не вставая из-за стола.
Август (никто не звонит – в отпуске все идиоты)
Венчает лето жарой и дождём. Дела
К сроку не завершить. В окна ломятся ветки
Одеревеневших воспоминаний о том, что было,
Хотя… Чаще о том чего не было. Ты не забыла
Как мы с тобою на этой вот лестничной клетке
Об…Оп! Не помнишь? Не было этого… Ладно…
В августе все талантливы! (Вот тебе тема поспорить!)
Куртку на плечи накинь (после дождя прохладно)
И продолжай моим мыслям в рифму тихонько вторить.
Тихонечко зайди ко мне на свет,
Задумайся, пересчитай ступени.
И на вопрос: «Кто там?» Ответь: «Привет!»
Уже сменилась пара поколений
С тех пор, как мы знакомы и живём
С тобою наши жизни параллельно.
Не порознь, не вместе, но – вдвоём.
Друг с другом делимся событьями бесцельно
И каждым летом ездим на залив –
Прибрежных сосен проверяем корни…
Зайди ко мне на свет и удивись,
Что он не потускнел, но стал упорней.
Это август! – Волшебный месяц преображений
Стран и правительств, денег, подводных лодок,
Старых и новых друзей и любимых, смен поколений,
Переворотов, дефолтов – смелых находок!
Месяц растопки каминов набросками лета,
Сбитней на корне калгана, полынного града,
Первых желтеющих листьев и вздохов кларнета,
Вторящих эху апрельской блокфлейты. Не надо
С дачи съезжать и заканчивать варку варенья!
Если ни дачи, ни яблок, ни медного таза…
Просто роман завершить строчкой стихотворения
И уповать на успение Сектора Газа.
От Койвисто остались сосны
И кирха спрятанная в них.
Давно иссяк в ней ладан росный
И лютеран хоральный стих.
Почти что каждое столетье
Меняет город имена,
Язык, страну, народ, наследье…
Приморск… Россия? Как дела!
Изогнут плавно бухты берег,
На солнце светиться песок,
Цветёт на белых дюнах вереск
И Ингигерда русский слог
От грая клуш не отличает.
Рыбачьи сети, валуны
Причала бережно качает
Залив на зыбке из волны.
В эту ночь очень трудно уснуть ибо слишком светло.
Белизна обнажает предметы лишённые тени.
Каждый шорох звенит, как задетое локтем стекло
Водопадом осколков не брызнувшее на ступени.
В эту ночь солнце сходит на нет лишь на пару часов.
Полумрак тонок столь, что готов потягаться с фарфором.
И когда у чухонских соседей задвинут засов,
То у нас эхо долго хохочет со ржавым задором.
В эту ночь больно думать и до смерти страшно смотреть
В зеркала позолоченных крыш, попирающих купол
Побледневшего неба, уже потерявшего треть
От того, что кукушкой прикинувшись, дятел настукал.
В эту ночь… Не о том всё как будто, и вовсе не так…
Вот пиши и читай, что угодно, без всякой лампады…
Но когда половину работы заметит дурак,
Чем докажешь ему безобидность своей эскапады?
Видно всё – всё насквозь! Каждый радужный мыльный пузырь,
Претендует на вечность, на медность, хотя бы гранитность…
В толерантной сирени купается каждый пустырь
Позабыв до поры про крапивную космополитность.
Всё забывается… О чём
С тобой вчера мы говорили?
Гремела битым кирпичом
Гроза, выписывал кадрили
Дождь. Тополиный пух
Не таял – полз ничком на насыпь –
Перегорал фонарь-пастух
На самом скользком месте фразы.
Всё забывалось… Не знаком
Язык и чужд, но слово – камень.
По лужам речи босиком
Мысль обгоняет смысл стихами.
В золотистых кудрях свежеснятой столярной стружки,
За подрамником, что без холста с очагом на нём,
Не находит сверчок подходящей для скрипки душки,
Не находит ни ночью, ни утром, ни днём с огнём.
Светлячки ему вечером каждым приносят фонарик,
Копошатся с ним вместе в сугробах смолистых опилок.
То огарок свечной обнаружат, то сдобный сухарик,
То на небе луну, то лишь месяца скудный обмылок.
Даже если успеет сверчок свою скрипку наладить,
До того как цикады зальются июльским шансоном,
Он лишь струны успеет настроить и нежно погладить,
Как окажется в хоре чужом бессловесным исоном.
Хочется большего времени и для всего –
Для себя, для других, для своих и чужих. Также хочется
подходящий ко времени зонтик и ничего
Если он будет вовсе не вовремя. Имя без отчества.
Паспорт с открытою датой рождения. Слов…
Множества слов, а не разности чисел и цифр.
Больше тепла. Меньше стылости. Чётких основ
Алгоритма событий. Прочесть наконец этот шифр –
Этот вензель на треснувшем блюдце, фамильном кольце…
Только логики нет в экотоне земной литореи.
Только солнечный блик на покинувшем сцену лице,
Наблюдающем из-за кулис результат лотереи.
Солнце светит, пытаясь согреть, обещая весну.
Ветер дует, сдувая все мысли из головы.
Эти мысли прозрачны и призрачны, но не новы,
Хоть и снова на «Вы» со словами. Сегодня засну
Очень быстро и накрепко. Нежно-салатные сны,
В одуванчиках и мать-и-мачехе, буду смотреть.
Рано утром проснусь и продолжу последнюю треть –
Половину? Пядь? Четверть??? – моей запоздалой весны.
Не было времени – только мгновений песок
Мельничный жернов часов растирал в труху.
Только душа всё пыталась привстать на носок –
Устоять на пуантах и сбросить с себя доху.
Не было времени, чтобы зиме настать,
Чтобы весне состояться и лету случиться,
Чтобы вздохнуть спелой осени спесь… или стать…
Времени не было, чтобы ему научиться!
Нету его и сейчас, когда мчится весна
Поездом скорым фактически без остановок,
Мимо проносится ветреной ночью без сна,
И повторяет, что времени нет для размолвок.
Туманом двор заволокло,
Не видно даже гаражей.
Парит оконное стекло
Над бездной многих этажей.
Горчит черёмух чернота –
Не огорчает, но горчит…
Иона в чреве у кита
К докладу тезисы строчит.
Туман сгущённым молоком
Смещает контуры границ
Между когда-то и катком
Из жизни вырванных страниц.
Февраль кончается, ни строчки не успев,
Опять ни слова не сказав в тумане тонет,
Шуршит позёмкой талой нараспев
И дышит паром на озябшие ладони.
В прихожей топчется, как запоздалый гость
Которого не гонят, но остаться
Не приглашают. Жёлтых градин гроздь
Мимозы норовит уже взорваться
И зачеркнуть ту зимнюю черту –
Песка и соли скользкую границу…
Снежинку каждую прочту и перечту
Твою, лишь дай мне в март до слёз влюбится.
В библиотеке тихо и пустынно…
Читатели сидят в сети бинарной -
Толпятся в гугля проходной гостиной,
В парилке википедии угарной…
В библиотеке пусто и безлюдно –
Как будто все на фронте, даже дети,
И только пыль в люминесцентном свете
Кадриль танцует. Господи, как трудно
Коснуться неразрезаной страницы
К формату word привыкшими руками
И ощутить, как сотен пять теснится
За ней и ждёт прикосновения веками.
Так много печали в оранжевом цвете…
Так много печали…
Но знают о ней только малые дети,
Лишь в самом начале –
Лишь только начнут доходить до прихожей,
Как всё забывают.
Лишь изредка их мандариновой кожей
Декабрь накрывает…
Как много печали в оранжевом цвете,
В оранжевом свете…
Довольно, чтоб только порывистый ветер
Остался в ответе.
Но дети растут, из него вырастают,
Становятся взрослыми.
И с рыжим лишь только на солнце играют,
Под соснами рослыми.
